ФЁДОР ТЮТЧЕВ
Да,он любил. И – страстно. И – не раз.
Родною становилась жизнь чужая,
И жил, неудержимо обожая,
Но всё ж душой ни в ком не растворясь.
Он первую жену с любовью вспомнил,
Эфирный лик, светящий вдалеке!
Элеонора! Прошептал в тоске.
Как преданна была!..- всем сердцем понял.
Он вспомнил тот пожар на пароходе.
К нему в Турин она плыла тогда.
Но страшная обрушилась беда.
Казалось, боль с годами не проходит...
Представил, как на палубе кричали...
Казалось, видел ужас милых глаз.
Держа детей, через толпу рвалась.
Босая, с чуть прикрытыми плечами.
Но сил потом ей не хватило, чтобы
Жить снова, потрясение глуша.
И в вечный мир страдалица ушла,
И в ночь одну он поседел у гроба...
А ныне с ним жена его вторая.
Прощает Теодору все грехи.
В тетрадку пишет Тютчева стихи,
С ошибками лист за листом марая.
Порою нездоровый и усталый,
Которому уже не до похвал,
На те описки, раздражась, пенял,-
Она ж перечить милому не стала.
Его вину сквозь сердце пропустила,
И верный друг, и «кисанька» его.
В её смиренье чувствуя родство,
Шептал он благодарно: «Эрнестина!»
Откуда ж взрыв нежданный, незаконный -
Среди любви вдруг вспыхнувшая страсть
К другой, с которой был готов пропасть!
Елена! К ней прикован. Нет, закован!
Елена! Леля! Приговор суров
И отозвался в жизни рваной раной.
Пред ней закрылись двери всех домов.
Где так вчера ещё была желанна...
Да, проклята отцом. Да, и подруг
Почти не стало... Но весь мир отныне,
С любым соблазном, заменил он вдруг!
Лишь смерть её от Фединьки отнимет!
Он вспомнил их вояж на Валаам,
И монастырь. И свет благословенья.
Казалось, кто-то с этого мгновенья
Их судьбами легко повелевал.
И что с того, что, сторожа любовь
И доказательств требуя, Елена
Не ставила и в грош его стихов,-
Нужны лишь те, где их любовь нетленна!
От требований уставал подчас,
И было в ней болезненное что-то...
«Ты – мой? Ты – мой?» - почти ожесточась,
В лицо бросала Фёдору без счёту.
Ещё не знал предчувствия её,
Что скоро он раскается, конечно.
Когда она уйдёт в небытиё,-
Годами будет плакать безутешно.
... И вот теперь страданья стали сном.
Любой порыв унялся, за спиною...
Лишь сотни строчек, пахнущих весною,
Дыхание живое с ним и в нём!
И вот теперь, как бедное растенье,
Поник... И вдруг из прошлого, светла,
В дом к старику, кто угасал в постели,
С букетом роз Амалия вошла!
Да, это – та! Она, «младая фея»,
С кем, юный, над Дунаем на холме
Стоял вдвоём, ещё обнять не смея...
Руины замка видел в полутьме...
И тут он понял: первая любовь
Превыше всех, и страстных, и потешных,
Своей недостижимостью безгрешной,
Своей непостижимостью вне слов!
Казалось, вновь вдыхает с высоты
Тот, как когда-то в Альпах, горный воздух!
Как хорошо: мечтой осталась ты,
Навеки близкой ангелам и звёздам!
Так юность – над сребристой головою
Здесь улыбалась Тютчеву светло!
Шептал: «Я встретил Вас, и всё былое...»
Шептал: «...в отжившем сердце ожило!»
|
